— Вынуждена начать с вопроса о вашем новом статусе. Вы же теперь ответчик и подсудимый.
— Это очень классно. Всякий раз, когда мне говорят: «Подсудимый, встаньте», — столько всего отзывается в душе! Чувства странные — вроде бы не про меня, а вроде в самом деле про меня. Вообще от всей этой судебной истории я пока получаю гораздо больше удовольствия, чем неприятных ощущений. А сколько узнал за это время! Я ведь до этого ни разу в жизни не был в суде.
В юности меня забирали, конечно, в 108-е отделение милиции на Пушке — поскольку ходил я по Пешков-стрит, будучи хиппарем, участвовал в каких-то хипповых посиделках. В Крыму тоже по хипповому делу забирали, один раз в Эстонии поймали в пограничной зоне...
А в суде я был только один раз до сих пор — в качестве зрителя на слушаниях по делу Ходорковского — Лебедева. Отсидел там честно целое заседание, подивился этому театру абсурда.
— Залы, в которых вы сейчас бываете, по атмосфере напоминают Хамовнический суд?
— Естественно, у меня нет ни малейших амбиций сравнивать свои мелкие делишки с делом Ходорковского, размерчик совсем не тот. Но с точки зрения кафкианской процессуальной мутоты — да, очень похоже. И обвинение у меня тоже абсолютно смехотворное: несколько серьезных взрослых людей должны каким-то образом решить, является ли словосочетание «дрессированный пудель» страшным оскорблением, подлежащим наказанию по уголовной статье. Это на самом деле бред. Но опыт, несомненно, полезный.
— А в чем польза?
— Я в известном смысле ницшеанец, считаю, что все, что меня не убивает, делает меня крепче. Например, до сих пор не знал, в чем разница между гражданскими и уголовными делами. Теперь знаю, что в уголовном деле обязательно должен быть адвокат, в гражданском — не обязательно. Интересно, что у меня получилась система полного судебного привода, дважды два: два эпизода, по ним четыре дела, все четыре абсолютно зеркальны — и там и там гражданский иск по защите чести и достоинства, и там и там уголовное заявление по статье 130-й (оскорбление). Один и тот же малый по фамилии Синюков ходит на те и на другие дела. То есть он, с одной стороны, адвокат Хованского (милиционер Николай Хованский, подавший иск к Артемию Троицкому после вручения премии «Дорогу колеснице» в ноябре 2010 года. — Ред.). А с другой стороны, я не без удивления обнаружил его же на деле по «пуделю». Так что есть определенная координация, обмен опытом, и, возможно, какой-нибудь перекрестный инструктаж имеет место. Перекрестное опыление, скажем так, чтобы не было претензий.
Можно пожалеть их всех. Ни одному из моих истцов, я считаю, эти дела не нужны. Но что теперь делать? Легавые и пудели, команда фас, свора атакует.
— Вы можете себе всерьез представить, что будет вынесен обвинительный приговор и вы получите условный срок заключения за «пуделя»? Как далеко, с вашей точки зрения, может зайти логика абсурда в своем развитии?
— Думаю, если эти ребята начали против меня все эти дела, они рассчитывают именно на то, что я буду осужден, буду дважды судим, буду поражен в правах. Чем все закончится, я не знаю. Если представить, что все выйдет не по-моему, тогда, наверное, стану рецидивистом. Буду единственным в России профессором-рецидивистом, причем действующим преподавателем двух университетов. Но не думаю, честно говоря, что это мне всерьез грозит, как и тюремное заключение. Потому что у меня много малолетних детей. Поэтому практически нет шансов, что меня реально посадят.
— Несколько настораживает событие под названием «Концерт в поддержку Артемия Троицкого в ЦДХ». Когда начинаются рок-концерты в поддержку, из умного, ироничного, саркастичного, пусть не всегда правого, но всегда свободного Артемия Троицкого вы рискуете превратиться в лубочную жертву кровавого режима. Вы не боитесь этого?
— Нет, я не боюсь того, что в кого-то превращусь. Мне скоро 56 лет, я сформировался, горбатого могила исправит. Знаю абсолютно точно, что человек я в каких-то отношениях, может быть, гибкий, но в других — абсолютно несгибаемый. Во всяком случае, деньги меня в свое время не согнули, хотя я работал на очень взяткогенных участках.
— На каких?
— В течение трех лет был главным по музыке на канале «Россия». Потом главным по музыкальным и развлекательным программам на канале НТВ. За все это время я не присвоил ни одного нечестного рубля, не говоря уже о долларе.
Превращаться в пафосного народного трибуна и мученика режима категорически не хочу. И не буду. Это вообще не в моей конституции. По поводу концерта могу сказать, что это была не моя инициатива, придумал его Василий Шумов из группы «Центр», мой старинный приятель. Единственный вопрос, который мне Василий задал: «Ты сам-то придешь?»
— Сейчас модно говорить о коллаборционизме интеллигенции. И даже проводить кампании по объявлению нерукопожатными тех деятелей культуры, кто согласился или захотел сам встретиться с президентом или премьером. Как вы относитесь к этому?
— Антон Чехов в свое время сказал очень верную вещь. Он сказал: «Кто искренен, тот и прав».
Люди все разные. Есть коллаборационисты из подлости, а есть коллаборационисты по натуре. Вот, скажем, Никита Михалков — из рода царских постельничих. У этого человека определенно в генах имеется некоторое подобострастное отношение к власти, к государям, генсекам, президентам, премьерам. Я так понимаю, что Никита Михалков искренне любит власть, искренне считает, что всякая власть от Бога. И вряд ли даже при всем своем властолюбии он ломает себя через колено, заискивая перед каждым следующим гражданином начальником. В этом смысле у меня к нему претензий нет. Такова его природа, лично мне противная, но она именно такая.
Мне гораздо меньше нравятся люди, занимающиеся лизоблюдством и подлостями, при том что они вроде бы все понимают. Они делают это сознательно, ради личной выгоды — денег, госзаказов, корпоративов, чего угодно. В этом смысле мне намного противнее позиция, скажем, Тины Канделаки, девушки, уверен, умной, все понимающей и успешной. Что таких людей заставляет ползать на пузике?
— Я не видела Тину, ползающую на пузике.
— Она подписала мерзкое коллективное письмо и потом еще всячески это дело оправдывала. Вот это намного хуже. В принципе главной причиной прогибаемости наших деятелей культуры является то, что все они очень зависимы от государства. Они зависимы в плане госзаказов, телеэфиров, радиоэфиров, публикаций. Если говорить о всяких попсовых артистах — они полностью зависят от государства в плане так называемых корпоративов.
— Они играют корпоративы, потому что надо на что-то жить и растить детей?
— Да, корпоративы — это львиная доля заработка таких артистов. Дело в том, что Россия — единственная страна в мире, где звезды популярной музыки зарабатывают не на публичных концертах, не от продажи дисков и авторских прав. В 90% случаев (или даже в 99%, если речь идет о Баскове, Киркорове, «Виагре», «Кристи» и т.д.) доходы артистов идут от корпоративов. В урожайную страду — ноябрь, декабрь — можно совершенно спокойно за один вечер этих корпоративов отбарабанить под фонограмму по четыре-пять штук за вечер. Обогатив себя таким образом за один вечерок на сумму не миллион, конечно, но несколько сот тысяч долларов. А это доходы уровня Мадонны, Пола Маккартни или Стинга. То есть очень даже неплохие деньжата.
Артисты, попавшие в какие-то черные или серые списки, отнесенные к людям сомнительным, на корпоративы в принципе не приглашаются. Имеет ли смысл ссориться с государством и лишаться возможности выступить на юбилее какого-то Нефтегаз-Сургут-Югра-банка или на новогоднем огоньке телефонного магната?
— Неужели государству есть дело до этого? Чего именно нельзя делать, чтобы тебя продолжали приглашать на Сургут-Югра-корпоративы?
— Понятно, что стержневой партнер здесь федеральные каналы телевидения. Кого показывают по первому, второму и энтэвэшному каналам — те в порядке. Такая вот спайка телевидения с корпоративом. Если ты на телевидении, значит, ты на корпоративе. Соответственно, если ты на корпоративе, у тебя есть деньги на взятки, чтобы попадать на телевидение. Система перекрестного опыления.
— Если это только вопрос взяток на телевидении, а, например, мы с вами получили наследство — вы от тетушки, я от дядюшки, мы ведь можем скинуться и заплатить, чтобы Юра Шевчук появился с двухчасовым концертом на "Первом канале". Это возможно?
— Думаю, первым делом стоило бы спросить об этом самого Юру Шевчука — захочет ли он там появляться? Потом, Юра Шевчук все-таки у нас явление уникальное. Юра Шевчук — реальный народный герой, Высоцкий сегодня и все такое прочее.
Так что это не самый лучший пример. А все эти продюсерские фирмы, все взяточные пиар-центры для того и существуют, чтобы продавливать, как они выражаются, артистов в телеящик. Чтобы возник эффект «точно, ага, я помню, его по телику показывали!». Система абсолютно саморегулирующаяся, государство здесь ни при чем. Не козни Суркова, не он это придумал.
— Так какой же сатана правит балом? Деньги все-таки? Не политика?
— Они самые, деньги. И телевизором, и государством правит не народное благо, а личный карманный интерес. В этом смысле то, что деньги правят артистами, еще не самое худшее. Пусть они наживаются сколько хотят, наша жизнь от них не зависит. А вот от премьер-министра моя жизнь зависит, а мотивации все те же.
— Но ведь есть люди вне этого круговорота? Осуждение коллаборационизма художников, с моей точки зрения, противоречит принципу презумпции невиновности. Есть прекрасные писатели, художники и артисты, которым вообще все равно, кто такие Иванов, Путин, Медведев, Зайцев. Которые не считают зазорным побеседовать с премьер-министром или президентом. Может быть, им есть что властям сказать.
— Да я сам скорее всего отношусь именно к этой разновидности ребят. Жизнь моя удалась. Я очень счастлив. Мне нравится, как я живу. И денег мне больше не надо, разве что понадобятся на судебные издержки. А так мне отдавать поклоны совершенно ни к чему. Почтение к властям во мне генетически не заложено. Помню, когда активно обсуждались визиты наших рокеров сначала к Суркову, потом к Путину, Медведеву, я в какой-то статье совершенно искренне сказал, что если б меня пригласили на такую встречу, пошел бы из чистого любопытства. А почему бы, собственно говоря, и нет? Не вижу ничего криминального в том, чтобы приобрести интересный опыт. Другое дело, что после такой встречи я бы себя повел совсем не так, как наши госрокеры, которые набрали в рот воды и повторяли, что все было круто и замечательно, но комментариев не даем. Я-то, естественно, сдал бы тут же все эти закулисные истории. Поэтому меня и не приглашают.
— Смотрите: даже вы, не зависящий ни от кого человек, фиксируете лишь две позиции по отношению к властям — либо подобострастие, либо демонстративная фронда. Два полюса. А почему нельзя на равных общаться с представителями власти?
— Это невозможно, Татьяна! Невозможно играть на равных в карты с шулером — как невозможно обыграть наперсточника. Это игра, которая вами заведомо проиграна. Общаться с государством — заведомо играть по правилам государства.
— Но ведь общение и активная игра — разные вещи?
— Несомненно. У нас есть такие ребята, кого государство привечает и кто сам к нему неплохо относится, — Андрей Макаревич, Илья Лагутенко. Вот они считают, что в диалоге с государством они что-то решают — для общества. Макаревич помогает бездомным собакам. Лагутенко — уссурийским тиграм. То есть они искренне полагают, что, топча красные ковровые дорожки, делают жизнь лучше. Я на самом деле их за это уважаю. У меня к ним нет никаких претензий вообще. Это не Вадим Самойлов, который в результате своих хождений отоварился каким-то фондом и рок-центром. Он этого никак не афиширует, но это факт.
Проблема вот в чем: очень мало шансов, что мы, даже имея в голове свою программу улучшения мира, сможем кого-то из начальников для этих целей использовать. А что они нас попользуют — это гарантированно. Попользуют уже одним тем, что они с нами встретились, и пожали ручку, и спели песню под гитару. Это уже работает. А сработает ли наша повестка дня, наш список Шиндлера — большой вопрос.
— Почему вы до сих пор здесь живете, почему не уезжаете?
— Потому что это моя страна и я ее люблю. У нас многие путают два понятия — страна и государство. В одной песне группы «Люмпен» есть припев: «Я так люблю свою страну, но ненавижу государство». Я всегда говорил то же самое. К государству я могу относиться хорошо или плохо. Но страну я люблю всегда. Она мне нравится, ничего не могу с собой поделать.
— А ей нравится Стас Михайлов.
— Пусть ей нравится Стас Михайлов. Ей, кстати, нравятся и другие ребята, по сравнению с которыми Стас Михайлов — это агнец божий. Ей Иосиф Виссарионович Сталин нравится, а это ни фига не Стас Михайлов.
Мне много раз предлагали работу — и в Америке, и в Англии. Прекрасно представляю, чем бы эта работа для меня обернулась. Я зажил бы там совершенно не той жизнью, которая мне нравится. Здесь, у себя на родине, я для себя обустроил все возможные поля для самореализации. Я здесь делаю все, что хочу делать. Пишу, придумываю радиопередачи, телепередачи, преподаю в университетах, выпускаю пластинки, устраиваю концерты, занимаюсь экологическим и гражданским активизмом. Все это мне нравится, все это занятия, которые мне крайне дороги. Окажись я даже в очень мною любимой Англии — я бы там отсиживал в конторе, например Би-би-си, с десяти до шести, вращался бы в некоем коллективе, чего я терпеть не могу, и мечтал бы, как два раза в год поеду в отпуск на Мальдивские или Сейшельские острова. Мне совершенно неинтересна такая жизнь.
На Западе все сделано, более или менее. Там ты приходишь на все готовенькое и тихо окучиваешь не огородец даже, а какую-то маленькую ямочку. Получая за это хорошие деньги плюс безопасность, комфорт, все очень мило. А у нас палатки стоят и ветер воет. И мне это намного интереснее. Не только по-человечески, но и профессионально. Мне здесь нравится.
Другое дело, что это очень рискованная политика с моей стороны. И довольно безответственная, прямо скажем. Особенно учитывая наличие детей. Потому что, конечно, никогда нельзя быть уверенным, что не отплывет последний пароход из Севастополя, нагруженный людьми и лошадьми. И второго не будет.
Татьяна Малкина
Помощь
Ответить
Цитата
